В. Гуторов1
USIA Summer Institute, г. Санкт-Петербург

Гражданское общество:
историческая традиция и современная Россия

    Понятие "гражданское общество" (ГО) является чрезвычайно насыщенным по своему смыслу, поскольку оно должно рассматриваться в контексте тысячелетней истории развития общественной мысли. В узком смысле слова концепция ГО как коллективной общности целого, существующего независимо от государства, является объектом спора между либеральной и социалистической традициями политической мысли XIX-XX веков. Тем не менее, истоки этого спора, безусловно, восходят к античной классике и средневековью. Без понимания исторических корней современных теорий ГО невозможно понять и особенности дискуссий вокруг этого понятия в современной России и в странах Восточной Европы.
    Для понимания этих особенностей необходимо, в свою очередь, осознавать тот исторический и культурный контекст, в котором происходит сама дискуссия. Прежде всего необходимо ограничить ее сферу, выделив принципиальные пункты аргументации:

  1. Понятие и концепция ГО возникли в западной философской традиции.
  2. Возрождение аналогичных идей в России в период "перестройки" и Восточной Европе периода "бархатных революций" носит на себе идеологический отпечаток специфического варианта модернизации, пройденной социалистическими странами в ХХ веке. Создание индустриальных обществ в этих странах на основе внедрения марксистской концепции (и модели) общественного развития может рассматриваться (с известными оговорками, конечно) как реализация одного из вариантов "западного пути" развития, теоретические принципы которого были разработаны Марксом в борьбе с либеральной теорией общества.
  3. Индустриализация и модернизация социалистического типа осуществлялись в рамках тоталитарного государства, в котором все независимые от этого государства элементы (общественные институты, организации и группы) были либо уничтожены, либо трансформированы в соответствующем тоталитарным принципам духе.
  4. Следовательно, проблема соотношения общества и государства приобретает в рамках так называемого "посттоталитаризма" смысл и характеристики, далеко не всегда сопоставимые с теми дискуссиями, которые ведутся теперь в Западной Европе и США вокруг этих понятий.
  5. То общее, что существует между Западной и Восточной Европой в идеологическом и политическом плане, в конечном итоге сводится к проблеме ценностей либеральных идей и институтов и их модификаций в посткапиталистическую эпоху. Под последним понятием обычно подразумевают, с одной стороны, те видоизменения, которые происходят на капиталистическом Западе под влиянием технологической и информационной революций, а с другой стороны, особенности интеграции бывших социалистических стран в цивилизацию западного типа.

    Различные интерпретации проблемы ГО в XIX веке концентрируются в споре либерально-конституционной и социалистической (марксистской) традиций. Обе являются наследницами европейского Просвещения в различных его вариантах - шотландском (Юм, Хатчесон и др.), французском и немецком (последний включает в себя и романтические идеи, развиваемые в философии Гегеля). Для большинства теорий ГО характерно стремление к более или менее четкому определению отношения между частной и публичной, индивидуальной и общественной сферами, страстями и желаниями индивида и общественной этикой, индивидуальными интересами и общественными потребностями. Особенность обсуждения этих проблем в общественной мысли XVIII-XIX веков состоит в том, что их актуальность в XX веке (особенно во второй его половине), как это ни парадоксально, постоянно возрастает.
    Важнейшим критерием ГО является существование свободного гражданского коллектива как объединения равноправных, автономных и активно действующих индивидов. Наиболее существенным для ГО является существование сферы, в которой отдельные индивиды, подчиненные собственным желаниям, капризам, руководствующиеся собственными физическими и духовными потребностями, стремятся к достижению "эгоистических" целей. Это та сфера, в которой "бюргер" как частное лицо реализует собственные интересы, где (если воспользоваться гегелевским выражением) свободная, самоопределяющаяся индивидуальность выдвигает свои требования, направленные на удовлетворение своих желаний и личной автономии. Публичная сфера взаимодействия в ГО является публичным пространством лишь постольку, поскольку она отделяется от тех социальных акторов, которые вступают в нее именно как частные индивиды.
    Таким образом, там, где не существует частной сферы, не существует соответственно и сферы общественной: обе должны существовать в диалектическом единстве, сливаясь воедино.
    Диалектика и напряженность между публичным и частным конституируют ГО. Но исходным пунктом является индивид как субъект (моральный и физический), без которого никакая теория ГО невозможна.
    В Западной Европе выделение гражданской индивидуальности, ее высвобождение от коммунальных, коллективистских атрибутов заняли столетия. М. Вебер в работе "Протестантская этика и дух капитализма", опираясь на огромный исторический материал, показал, какую роль в этом процессе играли религиозные учения сектантского аскетического пуританизма, его своеобразная практическая философия.2 В ее рамках сформировалась концепция индивида, обладающего собственной метафизической и моральной ценностью. Из таких индивидов в дальнейшем возникли "деловые клеточки" западного общества.3 "Деловые клеточки западнизма,- отмечает А. Зиновьев,- возникали и до сих пор возникают главным образом по инициативе частных лиц, на их средства, на их страх и риск, т. е. "снизу". Эти лица сами решали и решают, чем должна заниматься (на чем специализироваться) создаваемая ими клеточка, как сбывать продукты ее деятельности. Деловые клеточки обладают известной автономией в своей деятельности. Их организаторы и распорядители суверенны в принятии решений. Конечно, это суверенитет, ограниченный рамками законов и традиций, а также взаимоотношениями друг с другом. Но ведь и "национальные государства" не обладают абсолютным суверенитетом".4
    Таким образом, основным признаком западного общества является то, что в нем впервые в истории появилась возможность для формирования человека как индивидуализированной личности не в порядке исключения, а в массовых масштабах 5. В этом смысле западное общество резко отличалось от "традиционных" (восточных) цивилизаций, в которых интересы индивидов и групп всегда были опосредованы государством, подчинены ему.
    Разработка новых конституционных проектов в России, а также в странах Центральной и Восточной Европы, наряду с перспективой создания демократической политической системы и свободной рыночной экономики, была ориентирована на формирование основных предпосылок ГО западного типа. В этом смысле речь идет о новом социальном эксперименте, когда фундаментальные идеи, характеризующие западную систему ценностей, проходят как бы "вторичную проверку". Тем не менее на сегодняшний день результаты этого эксперимента в России являются достаточно противоречивыми, а перспективы остаются крайне неопределенными.
    В большинстве посткоммунистических стран идеал гражданской свободы оказался первоначально реализованным в новом государственном аппарате и новой бюрократии. По своему характеру эти социальные структуры составляют явный контраст западным традициям. Причины, обусловившие новый виток бюрократической спирали, были, конечно, различными. Например, в Польше, пережившей в XVIII-XIX веках три раздела и несколько закончившихся неудачей революционных восстаний, а в XX веке - военный разгром и оккупацию нацистской Германией и затем подчинение советской гегемонии, никогда не было сильного автономного государства (за исключением краткого периода существования авторитарного режима Пилсудского в период между двумя мировыми войнами) современного типа. Идея ГО приобрела поэтому у польских идеологов "Солидарности" характер идеологической альтернативы иностранному господству и имела сильный националистический налет.
    В России с ее традициями патриархальной монархической и тоталитарной коммунистической политической культуры концепция ГО, будучи встроенной в догматический псевдолиберальный проект, оказалась еще более идеологизированной и далекой от реальности. Антитоталитарная направленность этой концепции с примесью традиционной антикоммунистической риторики приводила, как правило, к тому, что она искажала и камуфлировала реальный процесс разложения советского общества в направлении формирования неономенклатурного государства, нуждавшегося именно в идеологических мутантах ГО, а не в его действительном существовании в качестве противовеса государству.
    Перечисленные симптомы кризиса, связанные с реализацией классической концепции ГО на востоке Европы, не ограничиваются, однако, только данным регионом. Следует обратить внимание на стремление западных ученых - политологов, социологов, культурологов - к "повторному открытию" идеи ГО в условиях "постиндустриальной цивилизации". Например, в США, всегда представляемых в научной литературе в качестве образца ГО, адекватность его американской модели современным общественным потребностям часто ставится под сомнение. В печати постоянно обсуждаются вопросы, связанные с индивидуальными правами и наделением правами, с соотношением личных свобод и общественного (публичного) регулирования. Этические дилеммы, вытекающие из новейшей биотехнологии (суррогатное материнство или искусственное оплодотворение), религиозные верования, находящиеся в конфликте с современной медицинской практикой, дебаты о корпоративной собственности и участии рабочих в управлении, законы против наркотиков и т. д.- все эти вопросы о границах публичного и частного, пределах индивидуальных свобод, концептуализации понятия "общественное благо" и его отношения к правам индивида, к свободе и ответственности последнего непосредственно затрагивают современное понимание концепции ГО.
    С ними связан и феномен новых политических движений на Западе, ориентированных на требования, до этого традиционно не рассматривавшихся как политические. В практику этих движений вовлекаются неинституциональные средства политического участия в различных сферах - забота о здоровье, благосостояние, права в сфере образования, определение роли и сферы деятельности женщин в обществе и др.
    В какой мере в свете такой перспективы можно говорить о реализации в современной России элементов ГО? Его предпосылки, по мнению теоретиков радикальных либеральных реформ, создаются в результате приватизации. В действительности приватизация имела гораздо большее воздействие на страну, чем ее авторы себе представляли.
    В советский период идея примата государственных интересов достигла своего апогея, особенно в 20-30-е годы, когда большевиками последовательно искоренялись любые ростки ГО. Как справедливо отмечал В. Шляпентох, автор оригинальной концепции "нового российского феодализма", антикоммунистическая революция 1991 года способствовала прыжку России от общества с мощной коллективистской идеологией к обществу, в котором общественные интересы устранены из умов почти каждого - от граждан до должностных лиц высшего ранга. Поскольку история любит перемещаться от одной крайности к другой, россияне превратились в народ, который почти совершенно безразличен к любой социальной ценности, к любому общественному вопросу, и не желают приносить даже малейшей жертвы общественному благу.6
    Такое состояние является вполне понятным, когда большинство граждан предоставлено собственной судьбе. Долгие десятилетия россияне не могли отождествлять свои интересы ни с одной из ассоциаций - церковью, профсоюзами или политическими партиями. В настоящее время таких организаций как прочных референтных групп также не существует. В то же время исчезло чувство защищенности и уверенности в поддержке государства.
    Новый психологический климат отнюдь не благоприятствует формированию такого типа плюралистического сознания, который стимулирует инициативу помимо криминальной (если не брать в расчет проблему собственного выживания каждого индивида). Основные конституирующие силы в России - бюрократия и организованная преступность. Предпринимательская деятельность невозможна без поддержки одной из них или обеих сразу.
    По Шляпентоху, современное российское общество (как, впрочем, и всякое другое) состоит из шести блоков: 1) некоррумпированные бюрократы; 2) коррумпированные бюрократы; 3) лица, не вовлеченные в незаконную деятельность; 4) лица, в нее вовлеченные; 5) члены криминальных группировок; 6) люди, вовлеченные в неорганизованную криминальную деятельность.7
    Все перечисленные выше сферы органически присущи любому обществу. Отличие России в чрезвычайно высокой роли "незаконных секторов".
    Можно прийти к определенному выводу о том, что в России возникло своеобразное гражданское общество со знаком минус, представляющее собой историческую аномалию. Причина возникновения такой аномалии та же, которая привела к возникновению коммунистического тоталитарного строя, - попытка резкого разрыва с прежней традицией путем бездумного и преступного внедрения в общественную ткань умозрительного социального проекта. Неизбежная реакция отторжения возвращает общество в результате целого ряда социальных метаморфоз в более архаизированное состояние как по отношению к собственному историческому прошлому, так и по отношению к нормам и социальной практике, сложившимся в либеральных обществах.

 

  1. Гуторов Владимир А. - профессор, доктор наук, заведующий кафедрой политических наук Cанкт-Петербургского государственного университета.
  2. См.: Вебер М. Протестантская этика и дух капитализма // Вебер М. Избранные произведения. М., 1990.
  3. См.: Зиновьев А. Запад. Феномен западнизма. М., 1995.
  4. Там же. С. 54—55.
  5. Там же. С. 42—50.
  6. См.: Shlapentokh V. Early Feudalism — The Best Parallel for Contemporary Russia // Europe-Asia Studies. Formerly Soviet Studies. 1996. Vol. 48. No. 3. P. 393—397.
  7. Ibid.; cp.: Sakwa R. The Regime System in Russia // Contemporary Politics. March 1997. Vol. 3. No. 1; J. Lester. Feudalism“s Revenge: The Inverse Dialectics of Time in Russia // Contemporary Politics. June 1998. Vol. 4. No. 2.